Георгий Малаков

Георгий Малаков — один из самых известных украинских графиков.
Мастерство, с которым выполнены его линогравюры и рисунки, виртуозно и
блистательно. Однако в плеяде шестидесятников Георгию Малакову все-таки
принадлежит особое место. В романтизме этого художника — романтизме
неизменном и постоянном — было что-то даже не юношеское, а подростковое —
невероятная энергия, страсть к самым захватывающим приключениям,
жизнелюбие и жизнерадостность. Георгий Малаков создал ставшую
классической серию-хронику «Киев в грозный час». Но его любимыми героями
всегда оставались рыцари и пираты, а любимой эпохой — Средневековье.
Разумеется, это особое, малаковское Средневековье — развеселое, но
чрезвычайно обаятельное время преогромных пивных кружек, длинноносых
башмаков, турниров и попоек.
«Романтические гравюры» — это именно (и
исключительно) Георгий Малаков знаменитых «Средневековых сюжетов», не
менее знаменитых «Завоевателей морей» (серия, посвященная известнейшим
пиратам), а также логически и тематически примыкающих к ним иллюстраций к
«Декамерону», «Тилю Уленшпигелю», поэме Леси Украинки «Роберт Брюс —
король шотландский» и роману Вальтера Скотта «Квентин Дорвард». Тут
нашлось место всему — клятвам и сражениям, глупым мужьям и хитрым женам,
пирушке в корчме и первой любви. От грубоватого юмора художник
абсолютно естественно переходит к самой возвышенной поэзии — и обратно.
Все герои Георгия Малакова живут в полной мере и во всех смыслах этого
слова, потому что собираются жить вечно. А сам он — художник, всегда
обладавший потрясающей внутренней свободой — в этих «романтических
гравюрах» еще и несомненно счастлив.










Искусствоведы
отмечали присущие работам Г.Малакова оригинальную композицию, знание
деталей архитектуры, военного снаряжения, одежды, быта различных времен,
в частности, эпохи европейского средневековья и периода Второй мировой
войны. Сохранились десятки рисунков Георгия на темы рыцарской романтики,
морских путешествий, амурных приключений средневековых монахов и т.д.
То есть, тема «Декамерона» лежала непосредственно в кругу художественных
увлечений и личного характера художника Георгия Малакова.
В том же
1965 г. Георгий делает к «Декамерону» эскизы будущих иллюстраций,
изучает быт, одежду, детали и особенности жизни Италии середины XIV
века.
1966 годом датированы несколько первых иллюстраций Г.Малакова к
новеллам Дж.Боккаччо «Монах и аббат», «Ограбление Ринальдо д’Эсти,
«Продажа бочки», «Наказание Спинеллоччо», еще три завершенных эстампа,
подготовительные рисунки к девяти новеллам. Конечно, не могло быть и
речи о ста иллюстрациях к ста новеллам. Тем более что некоторые из них, с
чисто философским, абстрагированным содержанием вообще невозможно
иллюстрировать.
Тогда же художник выполнил несколько эстампов в
собственной оригинальной серии, которую назвал «Средневековые сюжеты» —
по мотивам и под впечатлением новелл «Декамерона». Это — «Исповедь»,
«Шах», «После турнира», «В поход», «Раздумья», «Ужин», «Жажда» и др.
Между
тем линогравюры Г.Малакова — иллюстрации к «Декамерону» и
«Средневековые сюжеты» — уже широко экспонировались на выставках,
репродуцировались в различных изданиях. В монографии «Георгий Малаков»,
увидевшей свет в издательстве «Мистецтво» в 1974 г., Ю.Беличко заметил,
что иллюстрации к «Декамерону» Г.Малакова «...отличаются
оригинальностью, жизненной убедительностью, полнокровностью образов и
ярким юмором и с полным правом могут считаться ценным вкладом в
живописную интерпретацию шедевра мировой литературы». Позже в сборнике
«Мистецтво і життя», изданном в 1978 г., Ю.Беличко, сравнивая эти работы
с иллюстрациями А.Данченко, писал: «Намного полнокровнее, артистичнее,
выпукло-материальнее в воспроизведении антуража решил одну и ту же
задачу в незавершенном, к сожалению, цикле линогравюр (1966 г.)
Г.Малаков. Неудержимая выдумка, жизнелюбие, доброжелательный юмор —
такие черты присущи каждому из листов, прекрасно воссоздающих узловые
эпизоды соответствующих новелл».
26 мая 1981 г., когда Георгия
Малакова уже почти два года не было, художественный совет издательства
«Дніпро» рассмотрел произведения художника, выполненные к «Декамерону» в
разное время, и единогласно принял решение о целесообразности издания
новелл в оформлении и с иллюстрациями Г.Малакова.
Между тем в 1982 г.
состоялись персональные выставки произведений Г.Малакова в Киеве,
Днепропетровске, Одессе, Мариуполе, Донецке, Харькове, Львове, Виннице,
Керчи, а в 1984 — в Москве. Книги отзывов этих выставок, рецензии в
прессе изобилуют одобрительным восприятием произведений художника
широчайшей общественностью, а среди прочего — мечтами увидеть
«Декамерон», иллюстрированный Г.Малаковым.

Новая книга из цикла "Киевские Миниатюры"

Не давно вышла в свет новая ( 9-ая) книга цикла "Киевские миниатюры" - Судьбы киевских храмов. часть 1

Фотографии из истории Киевского зоопарка

Лицо Киева: миллионеры, которые изменили город

Строительные бумы рубежа XIX и XX веков навсегда изменили Киев, превратив его в третий после Питера и Москвы город империи. Но имена крупнейших застройщиков уже мало кто помнит

В конце 1890-х и в начале 1910-х годов Киев пережил два так называемых строительных бума, когда в городе массово начали строить 4-5-этажные и 5-7-этажные доходные дома. Обе строительные лихорадки были вызваны тем, что недвижимость приносила большую прибыль. В условиях развития города домовладение было даже более доходным занятием, чем вклады в ценные бумаги. Строительные бумы заканчивались лишь с наступлением общественно-социальных потрясений. Первый свели на нет Русско-Японская война и революция 1905 года, второй – Первая мировая война, начавшаяся в 1914 году. Тем не менее, архитектурный облик центрального Киева успел измениться до неузнаваемости. Правда, о бизнесменах, обеспечивших новое лицо столицы, сегодня помнят разве что  киевские гиды.

Строительная контора Гинзбурга

 «Король подрядчиков» Лев Гинзбург строительную деятельность в Киеве начал в 1877 году, перебравшись в стремительно развивающийся город сразу после окончания уездного училища в Витебске. Через 15 лет, в 1890-х годах, на волне первого строительного бума контора Льва Гинзбурга стала лучшим подрядчиком в городе. Она работала над самыми престижными и дорогими заказами, которые сегодня считаются визитными карточками Киева: строительством Городского театра (нынешняя Национальная опера на Владимирской), зданием для театра «Соловцов» (Национальный драмтеатр им. Франко), Троицким народным домом (Театр оперетты на Красноармейской), художественно-промышленным музеем (Национальный художественный музей на Грушевского), педагогическим музеем  (Дом учителя на Владимирской), комплексами Политехнического института и Южно-Русского машиностроительного завода (завод «Ленинская кузня»). Контора Гинзбурга отличалась как качеством, так и скоростью работ. Так, на строительство педагогического музея понадобилось всего шесть месяцев. За такой же срок были построены и 5 корпусов политехнического института.

Кроем того, бизнесмен был одним из самых известных киевских домовладельцев. Первый доходный дом, на Николаевской улице (сегодня – улица Городецкого), Гинзбург построил в начале ХХ года. На то время это шестиэтажное жилое здание было самым высоким в городе. Дом был оборудован технической новинкой – «подъемной гидравлической машиной» (лифтом), стоившей немалые деньги. Второе, семиэтажное здание, было построено на Бибиковском бульваре (сегодня это часть гостиницы «Премьер Палас»). Но самым известным стал 11-этажный «небоскреб Гинзбурга» на Институтской (сегодня на его месте находится гостиница «Украина»). Это здание было самым высоким в Киеве с 1912 до 1941 года, когда дом был взорван.

Гинзбург слыл большим филантропом. Он построил ряд зданий для еврейской общины Киева, был старостой Еврейской больницы (нынешняя областная больница), попечителем Фундуклеевской гимназии (первая в империи женская гимназия, здание по ул. Б.Хмельницкого, 6).

В правом верхнем углу – «Небоскреб Гинзбурга»

Умер Лев Гинзбург в 1926 году в советском Киеве. «Мученики частного капитала чтят память знаменитого подрядчика Гинзбурга, баснословного домовладельца, который умер нищим в советской больнице», – написал тогда Осип Мандельштам.

Кирпичный магнат Бернер

Киевские строительные бумы способствовали и развитию производства строительных материалов. В первую очередь, кирпичных заводов, использующих в качестве сырья киевскую глину. Одним из ведущих производителей был Яков Бернер, продукцию которого предпочитал закупать «король подрядчиков» Лев Гинзбург.

Производство кирпичей в то время было преимущественно ручным – месить глину помогали лошади, запряженные в специальные разминальные телеги. Производители говорили, что при машинной формовке кирпичи получаются слишком гладкими и плохо связываются раствором. Но именно низкая себестоимость ручного производства и высокая цена на кирпич позволяла дельцам быстро наживаться. В годы, когда строительство простаивало, кирпичные магнаты сдавали жилплощадь в принадлежащих им доходных домах. Расчет был простой: строительство идет активно – растет цена на кирпич, строительство не ведется – кирпичи падают в цене, однако начинают расти цены на недвижимость. Яков Бернер не был исключением – ему принадлежало несколько домов в центре Киева.

В частности, на пересечении улиц Фундуклеевская (теперь Б.Хмельницкого) и Владимирской, напротив Оперного театра, стояла гостиница «Северная» (сегодня не сохранилась), принадлежащая Бернеру. В 1902-1904 годах рядом с ней Бернер на собственные деньги построил гостиницу «Эрмитаж». На Крещатике у Бернера также имелась недвижимость – дом под №7 и несколько зданий на углу Крещатика и Фундуклеевской (первый разрушен во время Великой отечественной войны, другие – еще до войны, на их месте сегодня находится ЦУМ). Сохранилась личная резиденция предпринимателя – дом в самом начале Бибиковского бульвара (сегодня – бульвар Т.Шевченко, 1). Над карнизом дома все еще можно увидеть инициалы владельца «ЯБ» и дату постройки «1886».

 

Кирпич с клеймом «Я.БЕРНЕРЪ»

Имея хорошее состояние, Яков Бернер стал значимой фигурой в городе. Он занимал место гласного (депутата) в Городской Думе, при этом использовал должность для получения выгодных заказов на свой кирпич, а также удачных арендных договоров. Незадолго до празднования в 1888 году 900-летия крещения Руси Яков Бернер выступил в Думе с предложением ликвидировать Бессарабский базар и соорудить на его месте храм в честь юбилея. Однако оказалось, что как раз напротив базара у Бернера находилась доходная усадьба, которую торговцы быстро бы превратили в новый рынок. Впрочем, Бернер много жертвовал на разные городские сооружения. Причем в списках пожертвовавших напротив его фамилии всегда стояла самая большая цифра, ведь жертвовал Бернер не рублями, а кирпичами.

Городские мостовые от Демченко

Градостроительную деятельность Всеволод Демченко, окончивший Петербургский Институт инженеров путей сообщения, начал в первых годах XX века. Купив на углу улиц Лютеранской и Меринговской (ныне Заньковецкой) в Киеве усадьбу, Демченко начал строительство самого высокого в городе здания. Однако ему удалось возвести лишь одну секцию здания, а угловая высотная часть так и не была построена. Вероятно, из-за нехватки средств.

В 1906 году Демченко был избран гласным Городской Думы и стал председателем мостовой комиссии. Через год в специальном докладе предприниматель отметил, что большинство русских городов обладают мостовыми, «передвижение по которым является пыткой». И предложил вместо булыжника использовать каменные кубики, испробованные в Германии. Асфальт для киевских крутых улиц не подходил – в то время его укладывали на «почти или совершенно горизонтальных улицах». В 1909 году город взял заем, из которого миллион рублей предназначался для улучшения киевских мостовых. За два сезона (1909 и 1910 годы) Демченко сумел «перемостить» Думскую площадь (Майдан Незалежности), Крещатик, Прорезную, Владимирский спуск и другие улицы центральной части Киева. Было выбрано два способа мощения: из больших кубиков (торцевой) и из малых кубиков (мозаичный). Первый использовался на основных магистралях, второй – для наклонных участков. При этом одна квадратная сажень (порядка 4,5 кв. м) торцевого мощения обходилась в 50 рублей – месячное жалование мелкого чиновника. Мозаичный вариант был дешевле – почти 34 рубля. Для мозаичного мощения использовался базальт из Волынской губернии, а крупные куски для торцевого мощения заказывали в Швеции. Известно, что в начале работ Демченко даже просил полицейских следить, чтобы грузовые подводы ехали по мостовым шагом. На одной из газетных карикатур Всеволод Демченко продвигается по замощенной улице на цыпочках, предостерегая: «Осторожно, господа, здесь новая мостовая!»

 Карикатура на Демченко

Многие тогда недоумевали: зачем надо было заново мостить весь город в такой спешке, да еще и закупая материал в Швеции. Отгадка была проста: за эти два года Демченко построил для себя три крупных доходных дома (два в начале улицы Ольгинской и один на Большой Житомирской, 25). А еще через год он въехал в особняк, известный сегодня как «Дом с кариатидами» (ул. П.Орлика, 3). Поделился Всеволод Яковлевич и с городским головой, без участия которого такую схему провернуть было нельзя:  Ипполит Дьяков, занимавший в то время должность градоначальника, также обзавелся новым многоэтажным доходным домом.

В 1912 году Всеволод Яковлевич уже избирается членом IV Государственной думы. В парламенте он становится вице-председателем комиссий путей сообщения и по местному самоуправлению, а также членом еще ряда комиссий – бюджетной, по торговле и промышленности, по городским делам, по военно-морским делам. С началом Мировой войны Демченко выгадал себе денежную должность члена Особого совещания по перевозке топлива, продовольствия и военных грузов, одновременно при этом руководя Снарядным заводом на Демеевке. Известно, что во время Гражданской войны Демченко явился к гетману Скоропадскому с собственноручно составленным списком членов правительства, на назначение которых были согласны ведущие бизнесмены Киева. Однако позже, с падением режима гетмана, он иммигрировал и жил до 1933 года сначала в Австрии, а позже в Германии и Италии.

http://life.comments.ua

Всеросийская выставка 1913 г в Киеве

Как известно выставка проходила в Киеве с 29 мая по 15 октября 1913 г. Изначально планировалась как локальная выставка губернского разлива. Саму идею ее проведения выдвинул в 1908  выдвинул предводитель губернского дворянства - Репин. Учитывая кол-во желающих принять участие в 1912 г выставке было присвоено звание Всероссийской.

Территориально она размещалась на площади Черепановой горы ( ограниченной следующими улицами Красноармейская, Жилянская, Госпитальная, Физкультуры. )

Труханов остров

Таксі з Хрещатика на Борщагівку коштувало "рупь піїсят"

1/3 Автомобіль ”Форд Т” 1913 року випуску був призначений для перевезення пасажирів по місту

У Києві перше таксомоторне товариство виникло 1913 року. Мало 20 іномарок: ”форди”, ”доджі”, ”кейси”.

Проїзд оплачувався за показниками спідометра: перша верста в машині 1-го класу (на трьох і більше пасажирів) коштувала 50 коп., а кожна наступна – 30. В автомобілях 2-го класу (на двох пасажирів) відповідно 40 і 20 коп. Доплата за проїзд уночі становила 50%.
Про те, що таксі вільне, свідчив прапорець на капоті. За тодішніми правилами, таксисти мали бути ”трезвыми, объясняться с пассажирами прилично и спокойно, даже в случае разногласия, и ни под каким видом не позволять себе грубых и резких выражений”. Проіснувало товариство недовго: наступного року вибухнула Перша світова, й було вже не до таксі.
Через два десятиліття, 1934-го, в Києві заснували перший державний таксомоторний парк. Вісім водіїв працювали на чотирьох радянських автівках ГАЗ у дві зміни. Але платити карбованця за кілометр проїзду було не по кишені більшості тодішніх киян.
Масово їздити в таксі у столиці почали в 1950-х. На дверцятах машин з’явилися ”шашечки”, а за лобовим склом — зелений вогник, який сповіщав, що авто вільне. Вартість проїзду залежала від марки: в ЗіМі або ЗіСі/ЗіЛі — 20 коп. за кілометр, у ”волзі” чи ”побєді” — 15. Наприкінці 1960-х залишилися лише ”волги”.
”Частники” правили нижчу ціну, але був ризик, особливо у вечірній час, чи завезуть вони, куди треба. Їм не надто довіряли, що передає тодішній анекдот. Жінка на Хрещатику ”голосує”, але таксі проїжджають повз. Гальмує ”приватник” і питає, куди їхати. ”Вы же без шашечек”, — відказує вона. ”Послушайте, вам нужны шашечки или нужно ехать?” — обурюється водій.
У 1970-х таксист мав право брати пасажирів лише на офіційних стоянках. Хоч насправді на тих стоянках стояли не таксі, а пасажири — в очікуванні машин.
Найдовша черга була на Бессарабці. Зазвичай рухалася повільно. Нарешті під’їжджала автівка із зеленим вогником, пасажир сідав у салон і називав адресу. Проте водій не поспішав натискати на педаль газу. Він виходив із машини та йшов до черги шукати попутників. Адже лічильник вмикатиме раз на всю поїздку, а суму, яка на ньому висвітиться, отримає окремо від кожного пасажира. ”Навар” у розмірі двох або трьох ”счетчиков” піде йому до кишені.
Заїжджали на стоянку й таксі з жовтим вогником — у їхньому салоні вже сиділи пасажири. Водії, опустивши скло на правих дверцятах, оголошували: ”Березняки!”, ”Святошин!”, ”Поділ!”. Ті, кому було по дорозі, ставали пасажирами позачергово.
У чергу на таксі ставали також поблизу годинникового магазину ”Секунда” на площі Калініна — нині майдан Незалежності, біля ЦУМу — з боку вулиці Леніна (тепер Богдана Хмельницького), на Червоній (Контрактовій) площі. 1979 року в Києві налічувалося 115 ”стоянок таксомоторов”. Киян обслуговували чотири таксопарки. На міські дороги щоденно виїздили понад 3 тис. легковиків із ”шашечками”, які за день перевозили 110–120 тис. пасажирів.
Авто також замовляли за телефоном 082. За тодішніми правилами, ”срочные заказы принимаются не позже, чем за 30 мин. до обусловленного времени подачи машины”. Окрім того, пасажир оплачував не лише поїздку, але й подачу таксі (не більше 1 крб.) та оформлення замовлення (30 коп.). Додаткові витрати інколи подвоювали вартість послуги. Бо, приміром, звичайний проїзд із Хрещатика на Микільську Борщагівку коштував 1,5 крб. — ”рупь піїсят”, як тоді казали, а з викликом — майже три.

Станіслав ЦАЛИК

Советский гражданин за год должен был съесть пять килограммов мороженого

Плакат Киевского молочного комбината с рекламой мороженого, 1954 год. На лотке у продавщицы изображен пингвин — символ советского мороженого

— Некоторые товарищи до сих пор считают, что мороженое — это лакомство для детей, а для взрослых не оно нужно, — возмущался на 2-й сессии ЦИК СССР 16 января 1936-го нарком пищевой промышленности Анастас Микоян.

Дальше привел статистику: в Соединенных Штатах производят 600 тыс. т мороженого, а в СССР — только 8 тыс.
— Я агитирую за мороженое, потому что это вкусный и питательный продукт, — объяснил нарком. — Мороженое следует и можно сделать продуктом повседневного питания, выпуская его по доступным ценам.
— Ты, Анастас Иванович, такой человек, которому не так коммунизм важен, как решение проблемы изготовления хорошего мороженого, — ”подколол” наркома Сталин.
Но возражать не стал. Через полгода Микоян поехал в США и привез оттуда технологию промышленного производства мороженого. В июне 1937-го он подписал приказ N897, который регламентировал рецептуру, способ изготовления и правила продажи мороженого. На протяжении нескольких следующих лет открылись хладокомбинаты в Москве, Ленинграде и Харькове. В 1940-ом мощная фабрика мороженого начала работать и в Киеве, впоследствии превратившись в специальный цех хладокомбината N2. До тех пор мороженое в небольших объемах производил только молочный комбинат на ул. Жадановского (теперь Жилянская), 47.
После войны в столице УССР ведущими производителями мороженого были Киевский молочный комбинат и Киевский хладокомбинат. Последний имел на центральных улицах пять фирменных магазинов и летний павильон-кафе. Там предлагали торты из пломбира, пирожные-пломбир, эскимо в шоколаде, сливочно-ванильное мороженое, шоколадное, крем-брюле, молочное, фруктовое и ароматическое, — как на вес, так и фасованное по 50 или 100 г. В первой половине 1950-х на рекламных плакатах с мороженым появился пингвин. Очень быстро этот образ, созданный художником-рекламистом Сахаровым, стал символом советского мороженого.
В 1965-ом Институт питания определил, что каждый гражданин СССР на протяжении года должен съесть 5 кг мороженого. Из этого норматива и планировались мощности мороженной отрасли.
С 1960-х в Киеве сложился такой ассортимент холодных лакомств. Фруктовое в картонном стаканчике с деревянной палочкой-ложкой стоило 9 коп. Такое же, но молочное — 11 коп. За стограммовую пачку сливочного — в вафельном стаканчике на палочке или в брикете — платили 13 коп. За то же с наполнителем — 15 коп. Пломбир в вафельном стаканчике продавали по 19 коп. Когда же выяснилось, что продавцы не всегда имеют копейку сдачи, цену ”выровняли” до 20 коп. Мороженое ”Ленинградское” — сливочное в шоколадной глазури на палочке — стоило 22 коп. А за самый вкусный ”Каштан” — пломбир в шоколаде на палочке — нужно было отдать аж 28 коп. — как за девять поездок в трамвае или семь — на троллейбусе.
Больший выбор мороженого предлагали специализированные кафе, которых в Киеве первой половины 1980-х годов насчитывалось 15. Самое известное — ”Мороженое” — было на Крещатике перед входом в Пассаж. Два двухъярусных помещения работали с весны до осени. Популярным было и ”Мороженое” в подвале на Крещатике, 52. Его звали ”погребок”. Там на стенах висели большие зеркала, а над столиками — бра с канделябрами.
Во времена ”перестройки” лидером стало только что открытое кафе ”Вечерний Киев” в Пассаже. Зашкаливали как количество сортов мороженого, изготовленного по итальянской технологии, так и цены. Но посетителей все равно было больше, чем мест за столиками.

Станислав ЦАЛИК

А памятник Т.г. Шевченко мог быть таким

Попались мне несколько фотографий, проектов памятника Т.Г. Шевченко...
Как известно,  проект долго и нудно утверждался и согласовывался ( порядка 30 лет). Инициатива, пошла как это не странно из столицы, а из Полтавской губернии,(1904 г.) а уж потом почин подхватили киевляни:). Результаты первого конкурса были оглашены только в 1910г ( 64 работы), ни одна из них не устроила жюри. Второй конкурс объявили в 1911, и тоже не выявили победителя...






больше фоток тут https://picasaweb.google.com/internetdengi/2#5608129976514097426

Иллюстрации к "Мастеру и Маргарите" М. А. Булгакова.

Лазил я очередной раз по Сети  в поисках чего то интересного и вот, что нашёл:









в общем тут http://allday.ru/index.php?newsid=453282 60 JPEG /400 * 900pix
и тут http://allday.ru/index.php?newsid=452994 54 JPEG/ 440 * 900 pix
этого добра еще много:)))

Фотосет "Киев в оккупации и теперь"

Галицкая площадь.





Бывший доходный дом Ф. Алешина, 1944


Вход в Пионерский парк, 1940

Дом обороны им. Фрунзе, 1940
под катом еще....









picasaweb.google.com/internetdengi/15052011


Питейный Киев в старину…

Честно говоря искал совсем другое но натолкнулся на чудные картинки

     
Ну и начал искать как всегда историю, вот что нашёл на просторах сети:

О том, что пили киевляне, великолепно описал
      в своей книге "Малая энциклопедия Киевской старины" киевовед Анатолий Макаров. Читателю предлагается тематическая подборка из вышеуказанной книги.
      Подготовила Оксана Полынцева.

Часть 1. Повествует о тех местах и заведениях, где можно было выпить, закусить и приятно провести время…

ТРАКТИР

В 19 веке к "трактирному промыслу" причислялось множество разнообразных заведений.

К трактирам "с отдачей в наем покоев" относились гостиницы, постоялые дворы, заезжие дома, корчмы, меблированные комнаты и подворья, отдаваемые со столом.

К числу трактиров "без отдачи в наем покоев" причисляли рестораны, харчевни, собственно трактиры, столовые, кухмистерские, ренские погреба с подачею закусок, кондитерские, кофейни, закусочные, буфеты в театрах, на вокзалах, пароходах и даже овощные и фруктовые лавки, где можно было что-нибудь поесть.

Из всего этого многообразия, Анатолий Макаров выделяет лишь некоторые, характерные для Киева заведения.

1. Дома на постоялых дворах, где отдыхали, пили чай, обедали, пили водку извозчики и иные горожане.

Постоялые дворы, принимавшие (с жильем, питанием и уходом за лошадьми) целые обозы, содержали обычно небогатые мещане, которые снимали с этой целью обширные усадьбы.

Большую часть времени постоялые дворы стояли полупустые и наполнялись жильцами лишь во время контрактов (ежегодной ярмарки).

2. Харчевни, где пьют и едят за плату. Днем они работали как рестораны или столовые, а с вечера здесь начиналась иная, непринужденная и даже разгульная жизнь.

В общих залах играли в шашки и на бильярде, баловались "по маленькой" в карты, беседовали за самоваром. В веселых компаниях пили вино, пунш, шампанское, водку, смаковали белужину. В отдельных покоях останавливались хорошенькие "барышни" со своими "мамашами", охотно принимавшие "гостей".

Знаменитые трактирные обеды воспел в стихах, ныне забытый, поэт Николай Арбузов, служивший в Киеве в 1850 годах, которого киевляне еще долго считали "своим" поэтом. Судя по его стихам о майоре Иване Ивановиче Петухове, кормили здесь действительно неплохо:

Обед из всех он благ земных
Считал первейшим в мире,
И, кроме редких дней иных,
Обедывал в трактире.
Зато сберег свой аппетит
Майор наш до могилы.
Сперва он водкой возбудит
Желудочные силы,
Закусит семгой, подстрекнет
Услужливость в лакеях;
Когда ж горячих щей хлебнет -
Майор наш в эмпиреях.
Там поросенок под хренком
И жирною сметаной,
Икорка свежая с лучком
Да с кашей бок бараний;
Бутылка красного вина
Да хересу маленько;
Хотя от этого спина
Майорская частенько
Болела очень…

Киевские кутилы 1830-1840-х годов любили погулять в трактирах Круга, Бурхарта и Каткова на Подоле. На грани 19 и 20 веков теплые компании собирались за кружкой пива в таких популярных подольских заведениях, как "Ливан", "Венеция", "Встреча друзей" и "Капенарнаум".

Студенты пили дешевое вино в заведении у стен Братского монастыря. Чиновники ездили на ночь к цыганам в трактир в "Васильках" - на одном из постоялых дворов на теперешней Демиевке, перед Васильковским шлагбаумом.

И уж, конечно, все хорошо знали трактир Резанова за Днепром, у Слободки (посредине теперешнего Гидропарка). Здесь, до появления железной дороги, горожане провожали и встречали своих гостей.

К Резанову заглядывали дружеские компании, отправлявшиеся на загородные прогулки, здесь же кутили студенты.

Довольно часто упоминается в мемуарах старинный постоялый двор в Броварах, некогда принадлежавший Лавре, а после секуляризации церковных имуществ, превращенный в трактир.

Впоследствии, местом пикников киевлян стал парк "Венеция" на левом берегу Днепра.

3. Старинная гостиница, где останавливались приезжие. В ней имелись номера, которые отдавались в наем, и общая столовая зала. Плата за питание входила в общий счет. За дополнительную плату жильцам предоставлялся экипаж для выездов.

Лучший трактир такого типа, находился на Печерске, на тогдашней главной улице города - Московской, назывался на европейский манер "Зеленой гостиницей".

Другой фешенебельный трактир гостиничного типа находился на Подоле. Деловые люди останавливались у Ильинской церкви в "Коммерческих номерах".

Такая гостиница располагалась на углу Ильинской и Набережно-Крещатикской улиц. Здесь, поближе к порту и его складам, любили останавливаться богатые предприниматели и помещики, приезжавшие в Киев из Житомира на экипажах почтово-дилижансной станции.

Торговля шла крупная, дельцы встречались в ресторане этой портовой гостиницы, здесь же отмечались большие сделки - с шампанским, музыкой, цыганами.

По подольскому преданию, записанному Ф. Бахтинским (псевдоним врача Ф. Сенгалевича) в 1920 году, заведение славилось в старину разгульной жизнью постояльцев: "Гремела "Коммерческая гостиница". Свадьбы, балы, концерты, танцы, торжественные приемы, банкеты, купеческие собрания, пьянки приказчиков и писарей".

Александр Куприн считал это заведение самым неприглядным местом во всем Киеве. Одно время он поселился здесь, чтобы познакомиться с жизнью киевского "дна". Книга "Киевские типы" многим обязана его впечатлениям от "Коммерческих номеров" у Ильинской церкви.

Трактиры гостиничного типа существовали в Киеве наряду с гостиницами до 1890 года.

4. Во второй половине 19 века, трактирами называли также гостиницы низшего разряда и питейные дома (кабаки), обслуживающие малообеспеченные слои населения.

О характере этих заведений свидетельствует, например, такая заметка в газете "Киевлянин" от 1893 года:

"На углу Крещатикской площади и Мало-Житомирской улицы помещается трактир "Париж" с номерами того же названия, издавна пользующийся широкой популярностью у киевской прислуги.

Ежедневно по вечерам под звуки "машины" прислуга здесь пьянствует и безобразничает; здесь идут самые непринужденные разговоры о господах, здесь нередко составляются планы нападений на барское имущество.

Но в этом трактире проводит время не одна прислуга, здесь вместе с нею собирается всякий сброд, и притом в большом числе. Об этом свидетельствует тот факт, что в ночь на 17 сентября полицией старокиевского участка в "Париже" задержано 46 подозрительных мужчин и женщин, не имеющих определенных квартир и занятий. Кроме того, большинство задержанных не имеет даже видов на жительство".

Городские думы имели право вводить свои правила для трактирных заведений. Поэтому трактирная жизнь в разных городах могла отличаться.

Для Киева, характерно постепенное сокращение заведений "с отдачей в наем покоев" и низведение трактиров до роли точек "общепита".

Анатолий Макаров подмечает, что эпохи "трактирных безумств", характерной для московской и петербургской старины, у нас вообще не было.

Киевские трактиры не поражали воображения ни особым развратом, ни мотовством, а в 1893 году дума приняла постановление, запрещавшее содержать при трактирах жилые помещения, гостиничные номера и комнаты, запирающиеся изнутри.

Трактиры не могли иметь даже общего входа с меблированными комнатами. Так они окончательно размежевались с гостиницами и вписались в круг ресторанов, столовых, питейных и иных торговых заведений.
Питейный Киев в старину…

ЗАЕЗДЫ

Нечто вроде частных почтовых станций или постоялых дворов, устраиваемых предприимчивыми еврейскими коммерсантами на старых почтовых дорогах.

Сюда заезжали на два-три часа для отдыха и кормления лошадей. Комнаты для приезжающих, отделение для экипажей и стойла для лошадей помещались под одной крышей.

Для гостей ставился самовар, на столе появлялась фаршированная щука отличного еврейского приготовления. Желающие могли получить штоф водки или бутылку шампанского.

Такие заезды, можно было встретить даже в начале 20 века.

КАБАК

Питейное заведение, шинок, место продажи водки, пива и холодной закуски.

Центром кабацкой жизни старого Киева считался первый квартал Спасской улицы от дома Балабухи, на углу Константиновской до угла Межигорской улиц.

Здесь в каждом доме находилось по нескольку питейных заведений, где с утра до ночи толпилась самая неприглядная публика - босяки, бродяги, грузчики с пристани.

Жители окружающих ближних кварталов возмущались пьяными нравами в центре Подола и требовали через прессу убрать кабаки с этого места.

С такими же просьбами обращались в думу и жители иных кварталов (например, между Жилянской и Совковской улицами), утверждая, что кабаки "приносят им огромный вред, деморализуя нравы".

Судя по материалам городской прессы, кабацкая жизнь отличалась большой свободой нравов, и когда она выплескивалась на улицу, горожане становились невольными свидетелями поразительно гнусных сцен.

Под давлением общественности кабаки постепенно переводились из центра на окраины, и там уж кабацкая публика развлекалась, как хотела.

Лишь время от времени пресса откликалась раздраженными заметками на чинимые безобразия и требовала, от властей, навести порядок.

Хозяева кабаков снискали себе также и дурную славу фальсификаторов. Они подделывали вина, кофе, чай, водку, коньяки и, конечно же, колбасы. Они презрительно именовались "кабацкими колбасами".

Может быть, такое явное презрение будет дивным для сегодняшнего украинца, но, как пишет исследователь А. Макаров, в 19 веке, это считалось возмутительной подделкой под натуральный продукт.

ПАРК "ВЕНЕЦИЯ"

Самый отдаленный от города парк, часто упоминавшийся в городской хронике конца 19 века, но подробных его описаний, кажется, не сохранилось.

Судя по отрывочным упоминаниям, это было место кутежей артистов, купцов, офицеров и другой публики, любившей выпить и повеселиться "на лоне природы".

Он располагался на левом берегу Днепра, у Цепного моста. Посетители приезжали сюда с Подола на пароходиках. Позже - на автомобилях. Плата за вход составляла 10-15 копеек.

ЧАЙНЫЙ ДОМИК

Буфет в общественном саду или частном парке. В первой половине 19 века, вход в парки обычно был бесплатный.

Посетители считались как бы гостями хозяина, он лично встречал и угощал тех из них, с кем ему было приятно пообщаться.

Другие довольствовались тем, что предлагалось за деньги (чай, кофе, пирожные, конфеты, фрукты, вино, лимонад).

С появлением платного частного парка Бенцова (он размещался в районе теперешних улиц Заньковецкой, Городецкого и Ольгинской), а также платного городского сада Шато-де-Флер (на его месте сейчас Стадион "Динамо") посетители платили при входе за музыкальные и эстрадные выступления под открытым небом, за оркестр и т. д.

Чайные домики превратились в обыкновенные буфеты и рестораны.

КРУЖЕЧНЫЙ ДОМ. КРУЖАЛО

В 1652 году, собирая деньги на войну с Польшей, царь сменил шинки, которые отдавались в откуп (т. е. в аренду) - на кружечные дворы, которые содержали выборные горожане - "верные головы".

Водку для "кружал" изготовляли и продавали "целовальники" - так называли тех, кто клялся служить честно и целовал икону.

По правилам, разрешалось отпускать не более трех рюмок на каждого посетителя.

Водку черпали специальными мерками, которые подвешивались на длинных крючках (поэтому в народе говорили: "выпил "крючок", два "крючка") и наливали в кружку, откуда, собственно, и произошло название шинка - "кружало".

А весь алкогольный "комбинат" на гарнизонной площади именовался "кружечным двором". Он размещался приблизительно на углу теперешних Большой Житомирской и Владимирской улиц.

"Верные головы" следили, чтобы "питухи на кружечном дворе пили смирно", а пьяниц и драчунов к "кружалу" и вовсе не подпускали. Так писали в отчетах и упоминали в официальных бумагах. На самом деле все обстояло по-другому.

Киевский гарнизон спивался. Водку продавали не учитывая нормирования. Лишь бы платили деньги.

К моменту ревизорской описи месяца апреля 1695 года, на "кружечном дворе" нашли 220 ведер "вина двойного" (т. е. спирта) и "вина простого" (т.е. водки) больше 3 тысяч ведер. И это для 337 рейтеров, 116 солдатов и более тысячи стрельцов.

Исследователь Киева Виталий Ковалинский в книге "Киевские миниатюры" пишет, что "Государева казна любила деньги и трата на содержание стрелецкого войска почти полностью возвращалась к ней хитромудрым обратным путем через так называемые "кружала".


Часть 2. Повествует о наиболее популярных напитках, многие из которых сегодня забыты…

ВАРЕНУХА

Этот хмельной напиток употребляли в старом Киеве вместо вина. Гостям обычно предлагалось по чарке крепкой водки, а потом подавалась в кружках варенуха.

Напиток изготовлялся из "двойной водки" (спирта), в которую добавляли ситу, сушенные вишни, груши, сливы, приправляли гвоздикой, мускатной галкой, корицей.

Варенуха настаивалась несколько часов в хорошо протопленной печи, в специально выдолбленной бутылочной тыкве, которая придавала ей специфический мягкий привкус.

Подавали на стол горячей. Закусывали печеными яблоками. Еще в 1848 году, киевский поэт Евстафий Рудыковский, отвергая в стихах иностранные вина, превозносил достоинства варенухи.

Везуть до нас усеньке морем, -
Проклятий кохвей той і чай!
А ми аж крехчем собі з горем,
Та знай! - з кабзи все утрачай!..
Де ділась наша варенуха,
Вишнівка, мед наш варенець?
Ох, ох! Україна-старуха!..
>Прийшов враз з цукром твій кінець!

Это было написано в 1843 году. Даже по истечении пяти лет, поэт своих взглядов не изменил:

Наївшись добре, ляжем спати,
Одлізши рачки від стола,
А як почнем од сна вставати,
Щоб варенуха тут була.
А не та кава, чай мерзенний,
Надсада тільки животам.
Бодай не знав їх мир хрещений!
На що вони здалися нам?

ВИНА

В 16-17 веке виноградные вина в Киеве употреблялись преимущественно богатые купцы, которые часто бывали за границей, а также - городской знатью ("магистратской аристократией").

Простые горожане довольствовались водкой ("хлебным вином"), -напитком довольно грубым, не способствующим содержательной беседе в хорошей компании.

Поэтому, в тех мещанских домах, где собирались ради душевного общения и душеспасительных разговоров, на стол подавали не водку, а варенуху - легкий хмель с приятным вкусом, аналогичный некоторым теперешним крепленным винам. (А. Макаров замечает, что в России роль варенухи играл "взварец", составленный из пива, водки, меда и пряностей).

В 17 веке, благодаря успешному начинанию митрополита Петра Могилы, некоторые киевские обители (прежде всего Лавра, Никольський, Михайловский, Межигорский и Выдубицкий монастыри) добились значительных успехов в акклиматизации виноградной лозы.

Они умудрялись получать большое количество, не только прекрасного столового винограда (межигорский виноград отправлялся даже к столу царя в Москве), но и изготовлять пристойное вино для церковных треб и трапез.

Киевские вина изготовлялись из ягод местных монастырских виноградников. Самым обширным из них был Печерский. Он размещался на южных склонах приднепровских гор, у Дальних пещер за церковью Рождества Богородицы. Кстати, на одном из планов Лавры конца 17 века она названа "Templum B. Marie Deiparae super monte vitifero" ("Храм Рождества Богородицы Марии на горе виноградной").

Огромные виноградники имелись также у Никольського монастыря, вблизи Аскольдовой могилы. Церковный деятель Лазарь Баранович, в своих письмах, упоминает производство вина в Михайловском монастыре.

В начале 18 века, царь Петр разбил большую плантацию скороспелой кавказкой лозы на склонах приднепровских гор, арендованных у Никольського монастыря. Часть территории приспособили для гуляний горожан, отчего и все заведение получило название Государевого сада. Здесь также стали делать киевские вина.

Из ягод заложенного в 1758 году казенного виноградника на Клове, сербские садовники Петр и Степан Войновичи изготовляли крепкую вейновую водку. Посадочный материал для этих плантаций привозился из Венгрии партиями по полтора-два десятка тысяч чубуков.

Магистратские чиновники и знатные горожане, общаясь с иностранными офицерами, служившими в киевском гарнизоне, и бывая на ассамблеях в домах Патрика Гордона и Франса Лефорта, еще в 17 веке пристрастились к хорошим виноградным винам, и редко какой банкет в магистрате обходился без них.

Завоевание Крыма, Валахии, а впоследствии и Кавказа приостановило развитие киевского виноделия. Нерентабельные виноградники стали сворачиваться, о киевских винах скоро забыли, а выведенные в 17-18 веках местные скороспелые лозы, к концу 19 века сохранились лишь в коллекциях нескольких садоводов.

Начавшееся в 18 веке увлечение иностранными марками вин, в 19 веке приобрело характер всеобщего психоза. Все готовы были пить даже посредственные вина, лишь бы на них были иностранные наклейки. Однако нужно заметить, что ввозились из-за границы и первоклассные виноградные вина.

Самым лучшим вином в 18-м, первой половине 19 века считалось токайское (или венгерское), получаемое из специальной русской императорской фактории в венгерском городе Токае.

В быту, дорогое венгерское вино особого распространения не получило. Об этом свидетельствует уголовное дело, возникшее в 1773 году, по поводу закупки необычно большой для того времени партии этого напитка монахом Епифанием для большого лаврского трактира на польской границе в Василькове.

В скандал были вовлечены Печерский архимандрит Зосима, вся старшая братия Лавры, генерал-губернатор Воейков и его любимец, известный в то время правдоискатель, советник Губернской канцелярии Василий Флееров, а дело было всего лишь в 5 анталах (37, 5 ведра) "венгерского", закупленного то ли для монастыря, то ли для его пограничного трактира.

В начале 18 века, вскоре после смерти Людовика XV, в 1715 году, французские гурманы ввели в моду шампанское, изобретенное монахом Периньоном (1636-1715).

В Россию, первую партию этого вина привез французский посланник маркиз де ла Шатарди. При Елизавете Петровне оно было в Петербурге редкостью. Как гласит предание, россияне и украинцы пристрастились к нему лишь в 1760 году, благодаря открытым обедам, банкетам и приемам в доме графа Кирилла Разумовского.

В 1780 годах шампанское уже подавали наравне с токайским, на приемах и банкетах в киевском магистрате, на что совершенно незаконно тратились огромные суммы.

Шампанское упоминается и в известном "Плаче лаврских монахов". Оказывается, Печерские законники, имея большие доходы от монастырских имений и треб, успели пристраститься и к этой новомодной светской пагубе, и после конфискации в 1786 году церковных имуществ, имели все основания опасаться, что теперь им придется вместо "англицкого пива и вина шемпанского" пить простую воду.

К концу 18 века, венгерское вино вытесняется французским на второй план, но тем не менее продолжает пользоваться огромным успехом у горожан почти до конца 19 века. В "Киевском календаре на 1845год" "венгерское вино" упоминается среди "Главнейших статей заграничного привоза".

Большую роль в развитии гурманских наклонностей киевлян играла также оживленная торговля города с Молдавией. Посетивший Киев в 1805 году, немецкий врач Оттон фон Гун писал, что "молдавское вино пьют здесь даже и мужики. Венгерцы и жиды привозят сюда и французские вина".

Вероятно, речь о молдавских винах, которые культивировали за Днестром из французских и рейнских сортов винограда. Они продавались с соответствующими иностранными названиями (бордо, бургонское, рейнвейн, сотерн), но с прибавлением местных названий.

Большим спросом пользовались вина из болгарских колоний - аккерманские и буджакские.

В ресторанах и столовых залах лучших трактиров подавали дорогие заграничные напитки - шампанское, бургонское, лафит и мадеру. В трактирах попроще, посетителям предлагали вроде бы те же вина, но по более доступным ценам: "шампанское самой лучшей немецкой работы" и бургонское, составленное из "медка" (т.е. ситы) и десятой части рома, переваренного с сахаром.

"Мадера, - острила юмористическая газета "Стрекоза" в 1881 году, - бывает разных сортов: настоящая, самая настоящая и "гишпанская". Из них только "гишпанская" фабрикуется на Васильевском острове, а остальные сорта по большей части в Москве".

За лафит выдавался тот же "медок", приправленный ароматическими кореньями и сгущенный простым выпариванием. При этом происхождение таких "иностранных вин" ни для кого не было секретом.

Как писали устроители Всероссийской промышленно-художественной выставки в Москве, отечественный потребитель 19 века превозносил до небес иноземное виноделие.

"Большинство русских потребителей, - жаловались они, - даже предпочитают поддельные вина с этикетками "мадера", "херес", "бордо", "медок" и т. д. натуральным крымским и кавказским винам. Даже вполне самостоятельные виноделы, приноравливаясь ко вкусу публики, прибавляют на бутылках к названию своей фирмы иностранное название, смотря по сорту винограда, хотя вина эти отличаются от иностранных вин, которых названия они носят, гораздо более, чем многие иностранные вина друг от друга".

Интеллигентная публика вела себя иначе. Она не раболепствовала перед западными производителями и с удовольствием пила недорогие крымские (в том числе "удельные", массандровские) и кавказские вина: новые (изабелла, мускат, малагские) и старинные вина из Имеретии и Кахетии (саперави, ркацители, бендешир и др.). С Дона привозили знаменитые раздорские и цимлянские вина. И даже какое-то "донское шампанское", о достоинствах которого теперь уже судить трудно.

В сохранившемся до наших дней "готическом доме" у Золотых ворот (Подвальная, № 5), торговали отличным красным вином из кавказского имения Туишхо, принадлежавшего брату знаменитого инженера, барону Максиму Штейнгелю. Его продавали в бутылках и на розлив, из огромных бочек, видных с улицы сквозь большие стеклянные двери магазина. Без "Туишхо" с Подвальной не могло обойтись ни одно интеллигентное застолье в старом Киеве.

Лучшее и более дорогое вино барона подделывалось, поэтому он неоднократно предупреждал киевлян "не ограничиваться только названием фирмы (на бутылке), но и определять сорт вина "Туишхо", а также обращать внимание на бутылочный ярлык и штемпель на капсуле".

Хорошими винами славилась и аптека, основанная в 1866 году ученым фармацевтом Адольфом Марцинчиком, на Крещатике. Здесь продавалось "Вино из Пепсин Будо", которое рекомендовалось пить "при болях в желудке" и "отсутствии аппетита". Здесь же можно было приобрести и знаменитое общеукрепляющее вино 19 века - "Сен-Рафаэль".

Оно, уверяли аптекари, "способствовало пищеварению" и "предписывалось докторами предпочтительнее перед железистыми средствами и хинными винами, коих качества в нем содержатся при отсутствии их недостатков".

В этой же аптеке можно было получить (бесплатно) небольшую книжечку французского доктора Де Баре "О Сен-Рафаэльском вине" и прочесть о нем более вразумительные сведения.

Оказывается, это было действительно необыкновенное вино, чем-то напоминавшее кьянти. При его приготовлении "выбираются специально виноградники в теплом климате; уход за ними самый тщательный; сбор винограда совершается не иначе, как после полного созревания ягод, которые теряют при этом, вследствие испарения, значительную часть своей воды; хотя благодаря этому уменьшается количество сбора, но зато будущее вино выигрывает в качестве. Ягоды после сбора строго сортируются, тщательно очищаются, и только отборнейшие идут в дело. Метод, употребляющийся при приготовлении вина "Сен-Рафаэль" составляет его секрет".

Этот напиток издавна назначали выздоравливавшим больным, а в 19 веке по рекомендации знаменитого химика Субейрана, его ввели как общеукрепляющее в парижских госпиталях.

"Лекарство" это пили стаканами ежедневно и после каждой еды, что, конечно, не могло не поднимать настроения у больных и не способствовать их быстрому выздоровлению.

В середине 19 века, среди горожан был очень популярный еще один алкогольный напиток - Арака.

Это крепкая колониальная водка из Индии или Индонезии с приятным привкусом и ароматом. Ее изготовляли из пальмового сока и настаивали на экзотических пряностях.

Упоминаемая выше Сита, представляла из себя сладкий раствор, который получали при растворении меда в горячей воде.

Соты погружали в кипяток и бросали в него раскаленные камни. Потом раствор охлаждали и отделяли воск от подслащенной воды.

В те времена, когда колониальный сахар был недоступен для большинства горожан, ситу использовали для получения варенухи, узвара, смокв, цукатов, компотов, сбитня и сладких водок (ратафий).

Часть 3. Повествует о приспособлениях, терминах и специфическом роде занятий…

Начнем с "Карманной бутылки". Так назывался плоский штофик, который приспособили для контрабандной перевозки дорогих спиртных напитков в те времена, корда подъездные дороги к городу контролировались винными откупщиками. Их стражники обыскивали возы с кладью и экипажи с пассажирами.

Киевский купец, гласный городской думы Филипп Ясногурский, писал в своих мемуарах, что в те времена "ни одно лицо, приезжавшее в город, не было гарантировано от длинных железных шестов стражников, шнырявших в экипаже с целью обнаружения контрабандных напитков; в случае подозрения обыскивались даже карманы у проезжавших".

Поэтому "иностранные ликеры", вернее - имитирующие их напитки из трактиров и "еврейских заездов", коньяки и популярные настойки, продаваемые за городом по дешевке, разливались в плоские контрабандные штофчики, которые легко было утаить от взгляда стражника под одеждой.

А. Макаров пишет, что очевидно, таково происхождение плоских "сувенирных" бутылочек, в которых до сих пор продают марочные вина и коньяки.

Весьма популярными были и Малеванные пляшки - расписные штофы. Такие сувенирные бутылки мастера расписывали от руки.

Часто импровизировали, сочиняли жанровые и юмористические композиции со стихами, подчас самыми неожиданными.

Например, на одной грани под соответственной "картинкой" писалось: "Сядем, сядем, сядем в сани и поедем к дяде Сане", на другой сообщалось: "Дядя Саня пьяница, пьет он как пиявица".

А вот для приготовления и хранения такой любимой для населения варенухи использовали Черепяную тыкву. Так называли специальный сосуд, который изготовляли из бутылочной тыквы.

"Крюк" или "крючок" - название одноразовой нормы выпивки. Оно бытовало в Киеве 19 века, еще со времен Старокиевской крепости, когда в царских кабаках, водочная мерка подвешивалась на бочке, на длинном крючке.

В 17 веке так и говорили: "Выпил крючок".

А вот рюмку или стаканчик раньше называли Лампочкой. Казалось бы, невозможно отыскать логику, но, в старину, владельцы частных домов по праздникам ставили на окна светильники в виде разноцветных стаканчиков с маслом или топленым салом. Таким образом, они иллюминировали свои усадьбы.

Горящие плошки ставились на воротах и на кромках тротуаров. В Городском саду ими подсвечивались аллеи. Их же ставили за прозрачными транспарантами на улицах и площадях.

Но, в обыденные дни, эти стаканчики использовались для выпивки, отчего и произошло выражение "выпить лампочку коньяку (водки)", которое можно часто встретить на страницах некоторых мемуарах.

Так, вспоминая годы учения в академии, Н. Соколов писал, что студенты 1830 годов пили в общежитии "из плошки или стаканчика для иллюминации и закусывали хлебом".

На протяжении всего 19 века, полиция упорно, но совершенно безрезультатно, боролась с ритуальным пьянством на киевских кладбищах.

В определенные дни, на могилах родственников, устраивали поминальные церемонии - Тризны.

Особенно многолюдно и шумно было на старом общегородском Щекавицком кладбище в Фомин день (первое воскресение после Пасхи).

На могилах расстилали скатерти и ставили, как на столах, блюда с едой и бутылки с водкой. Родственники произносили поминальные речи, пили, пели сначала канты, а потом обычные песни.

Но поминание нередко переходило в пьянку.

Винный спирт использовали также для приготовления Светильного спирта. Это была сесь винного спирта с терпентинным маслом.

В первой половине 19 века, светильный спирт употребляли для заправки фонарей на улицах. В России такую смесь называли скипидаром, во Франции - газогеном.

Первые фонари с масляными лампами появились в Киеве в конце 18 века.

Как известно, в княжеские времена налог платили медом. В более позднее времена налог натурой (например, водкой, мукой или дровами) назывался Юргенсом (или акциденцией).

Он предназначался для членом магистрата (войтов, бурмистров, райцев, урядников, лавников, архитектора, капельмейстера и др.).

Например, войту выдавалось на год 100 ведер водки, меда и пива, 100 бревен соснового леса, 100 возов дров и т. д.

Спившиеся чиновники все еще пытались заработать на рюмку водку. Только делали они это не весьма честно.

Такой промысел назвался "аблакатсвом", а человека называли в городе - Аблакатом.

По-сути, это был темный делец, который устраивал чужие дела за плату и часто на кабальных условиях.

Эти самозваные "адвокаты", или ходоки по чужим делам, составляли для своих малограмотных клиентов прошения, проталкивали застрявшие в канцеляриях дела, организовывали нужные подписи и подыскивали места.

За "аблакатство" брались спившиеся неудачники или уволенные за неприглядные дела чиновники, имевшие "большие связи" в присутственных местах и полиции.

Своих клиентов они искали на улицах, а "конторами" им служили трактиры на Софийской и Михайловской улицах. Здесь за рюмкой водки писались бумаги и велись деловые разговоры.

Среди "аблакатов" было немало мелких аферистов, бесстыдно обиравших темных людей, и просто опустившихся пьяниц, занимавшихся писанием прошений и жалоб.

Составленные ими бумаги нередко становились предметом осмеяния городской прессы.

Вот таки пили и гуляли в старину… Но каждая эпоха создает свои вкусы, привычки, и по-сути, мало что изменилось. Все также мы любим хорошо выпить, вкусно закусить и приятно поговорить…

Ну  и не много о названиях напитков:)

Для приготовления «Запеканки» надо взять простую водку, настоять на лимонных корках, перегнать дважды, разбавив, налить 4,92 л в бутыль из толстого стекла, взять 51,6 г корицы, 17,2 г бадьяна, 21,5 г кардамона, 21,5 г мускатного ореха или цвета. Все это растолочь, а орехи растереть на терке, и все это положить в бутыль с вином, обмазать бутыль ржаным тестом на 3 пальца и поставить в вольный дух в духовку на ночь, а утром вынимать бутыль; и так повторять четыре раза.

После этого вскрыть бутыль и подсластить содержимое: на 1,23 л — 410 г сахара. Затем придать ей нужный цвет. Если синий — настоять на васильках, зеленый — на немецкой мяте, красный — настоять на гарнике, фиолетовый — настоять на подсолнечных семенах, коричневый — настоять на скорлупе кедрового ореха.

Правда о киевском варенье

Всем нам известна история о возникновении киевского варенья,которую поведал нам М. Закревский в своём труде «Описание Киева» 1886 год. Пересказывать не буду, но расскажу о реальной истории возникновения данного вкусного продукта в нашем Городе.

Свой рассказ историк заканчивает тем, что обращает внимание читателя на то что на много ранее  еще в 1386 году плоды и варенье отправлялись из Киева на свадебные торжества Великого Князя Литовского Ягайла и Королевы Польской Ядвиги. В 1674 по приказу царя Алексея Михайловича сладости- вишня в мёде и орехе – отправлялись так же и в Москву. Про всё это Закревский узнал от своего знакомого Владимира Чайковского, а он от своего отца,- Григория Семёновича. Тот бы известным купцом  владел домами на Подоле и Печерске. Но корда Екатерина 2 приежала в Киев ( и когда Балий соответственно сломал ногу) Чайковскому старшому было 6 лет, следовательно он сам  узнал эту историю от кого то еще. История, безусловно, красивая, но не более чем  очередная киевская легенда. Задокументированные факты и архивные источники безапелляционно свидетельствуют о том, что киевское варенье было известно в Петербурге  еще до того как начал его делать Балии. Кондитер после неприятности с ногою на всегда кажется поселился в Киеве, где для него было действительно не паханое поле  работыJ. На такие размышления наводить например жалоба  датированная 1804 годом  киевлянки Орловой, на жителя Киева, иностранца  Петра Балие, который взял по обязательству, ее малолетнюю дочь Марию воспитывать ее как свою родную, но вместо этого использует ее в работе и абсолютно не заботиться о ней. Мать просила приказать, что бы предприниматель  верну лей ее дочь.  Другой документ сообщает, что кондитер Балие, имевший претензии к купцу Филосу и к титулярному советнику Барвинскому по поводу  его ограбления и овладением его дома скончался 18 февраля 1826 г. Вероятно это  был всё тот же Балие- известный нам кондитер.

Известно, что цукаты ( сухое киевское варенье)  еще в 1740 году для двора императрицы Елизаветы Петровны производил в Киеве конфетный подмастерья, киевского императорского двора Франс Андреяс. В 1760м эту должность занимал  Григорий Иванов у которого было 3 ученика. Для производства они использовали плоды из Царского сада и садов, принадлежавших Выдубецкому и Флоровскому монастырю. Посже, эту должность ликвидировали, и приготовление варенья и цукатов поручали опытным в этом деле местным мастерам. Про изготовление данного продукта в частности шлось в указе от 1777 года за подписью Г. Орлова. Указ был адресован лично генерал-губернатору и в нём говорилось  про то что необходимо в указанные сроки изготовить и  поставить к имераторскому двору всевозможных цукатов и варенья общим объемом 15 пудов ( 240 кг). Генерал-губернаторская канцелярия объявила торги ( как бы сейчас сказали – тендер) на закупку данных товаров. Победила жена мещанина Феодора Дмитрович. Она прдложила сварить 3 пуда сухого варенья по цене 36 рублей за пуд и 12 пудов варенья в сиропе по 22 р. За пуд. Дегустировал готовую продукцию сам киевский обер-комендант генерал-майор Елчанинов.  С постеленной задачей генерал-губернатор справился отлично.

С 90х годов 18го  столетия на производстве киевского варенья и цукатов начал специализироваться Семён Балабуха, он же и стал родоначальником нескольких поколений мастеров, которых в наше время назвали бы кондитерами. Но это уже другая история.

Детство «хрущевок» и «брежневок»

Это было удивительное время. В 1960–1970-е годы по улицам сновали строительные самосвалы и панелевозы, вырастали жилые дома, поликлиники, магазины…

Прокладывались новые улицы, разбивались скверы, засаживались молодыми деревьями бульвары. Воскресенка, Нивки, Борщаговка – чуть больше полувека назад под этими названиями однозначно подразумевались села и хутора, а ныне – огромные массивы. И лишь на их окраинах еще сохраняется частный сектор – давшие этим массивам имена старинные поселения. Но главное – в те десятилетия для очень многих отдельные квартиры стали реальностью. Горожане переселялись из подвалов и бараков, в город хлынула волна приезжих со всей страны – и они тоже вскоре получали жилье. Ныне дома тех лет обветшали, потемнели от копоти и старости, утонули в гуще деревьев – и считаются отнюдь не лучшим местом жительства. О тех временах, когда деревья были маленькими, а «хрущевки» и «брежневки» – новенькими, напоминают разве что фотографии.

Проспект Мира: аллея новизны



Ныне кажущаяся узкой и унылой, эта улица в 1960-е выглядела, как парадный проспект – с новенькими тротуарами и новостройками. Автомобилей очень мало, но автобусы отправляются один за другим. Молодые деревца и зеленая полоса посреди проспекта придают особый дух торжественности и новизны – ныне же за деревьями не всегда и дома разглядишь. И, конечно, никаких застекленных балконов, кондиционеров, утеплений и прочих признаков обжитости – словно дома только-только сошли с кульмана архитектора.

Массив Левобережный: очереди на автобус



Не только в наши дни киевский транспорт переполнен: один из первых автобусов ЛАЗ-695-Б в середине 1960-х годов вряд ли вместит всех желающих уехать. Никакого «штурма» нет: все чинно стоят в очереди. Кстати, в те годы так было не только с автобусами. И в трамваях, и в троллейбусах вход осуществлялся только через заднюю дверь, выход – через переднюю. На конечных (и не только) люди мирно ожидали свой рейс. Возродились очереди на общественный транспорт уже в эпоху маршруток.

Русановка: стройка в песчаной пустыне…


Первые дома массива, расположенного на намытом острове, вскоре будут заселены. Заканчивается обустройство дороги, еще стоят строительные бараки, в канал под тротуаром моста прячут теплотрассу. Это в наши дни тепломагистрали будут рваться от старости, тогда же централизованное отопление считалось высшим проявлением цивилизации. Вокруг, на удивление, пусто – будто это не город с тысячелетней историей, а только-только освоенная целина. Живости придает разве что «Москвич» первых моделей, такие нынче – уже раритеты.

…и наводнение 1970-го



Настоящим испытанием для прибрежного массива стало наводнение 1970 года – крупнейшее в Киеве в современной истории. Всего пару метров – и Днепр окажется на улице Энтузиастов, а на лодках вполне можно отправляться от автобусной остановки. Можно себе представить, что думали тогда жители этих новеньких многоэтажек. Впрочем, с пуском Каневской ГЭС Днепр в Киеве можно было регулировать – и больше такие паводки не повторялись.

Автор: Григорий МЕЛЬНИЧУК

Храм? В центре? – Под снос!

Еще в памяти очевидцев ликвидация киевских церквей в 1930-х годах. Но случались демонтажи храмов и в царские времена, причем в самом сердце Киева

Нынешний Старый город в его современном виде начал строиться со второй половины XIX века. Всего полтора столетия назад лишь редкие каменные храмы и дома выделялись среди глинобитной и деревянной застройки Киева. Нелегко ныне представить деревянные церкви, почти такие же, как в музее Пирогова, например, на Владимирской улице или у Львовской площади. Но застройщики XIX века добрались и до них – часть храмов стали каменными, некоторые выселили из центра или вовсе ликвидировали. К тому же в 1851 году митрополит Филарет предложил упорядочить приходы Старого города – в нем на тот момент было 13 храмов, а, например, в Новом Строении (район нынешних улиц Большой Васильковской и Горького) – ни одного. И началось выселение конкурентов Софии и Десятинной!

Троицкая Старокиевская церковь

В начале улицы Аллы Тарасовой (тогда называлась Троицким переулком), неподалеку от Софийской площади


«Малая, ветхая, убогая, деревянная церковь Святой Троицы, об одном куполе, с деревянною же колокольнею», – так отзывался киевский историк Николай Закревский о храме, построенном между 1651 и 1682 годах. И пока соседние Софийский и Михайловский соборы славились своими святынями, старый Троицкий храм был известен всему городу благодаря настоятелю Ефиму Ботвиновскому. О «бате Юхиме» вспоминает Николай Лесков в своих «Печерских антиках».

«Слабости» о. Ефима составляли кутежи, которые тогда были в большой моде в Киеве. Он был лучший биллиардный игрок после Курдюмова и отлично стрелял; притом он, по слабости своего характера, не мог воздержаться от удовольствия поохотиться, когда попадал в круг друзей из дворян». Притом сам Ефим говорил о себе критично: «Стiлько я, ледачий пiп, нагрiшив, що Бог вже змиловався надо мною и дав менi сльози. Не можу служить, не плачучи».

Во второй половине 1850-х годов храм перенесли на Новое Строение – на пересечение улиц Жилянской и Большой Васильковской.

Вознесенская церковь

На территории Академии изобразительного искусства на Вознесенском спуске (бывшей улице Смирнова-Ласточкина), неподалеку от Львовской площади



Справа от входа в усадьбу академии можно увидеть небольшой холм и табличку, гласящую о том, что здесь обнаружены руины домонгольского храма. Меньше известно, что в 1718 году здесь выстроили деревянную Вознесенскую церковь с колокольней – подобные храмы ныне можно встретить во многих селах и небольших городках. И хотя это был главный приходской храм Кудрявца (так тогда называли этот район), в 1879 году церковь разобрали. Вскоре здесь появился комплекс Духовной семинарии. В отличие от других храмов Старого города, Вознесенскую никуда не переносили. Память о ней хранит название улицы – Вознесенский спуск.

Церковь Св. Владимира

У пересечения улиц Московской и Лейпцигской

Деревянный храм возвели на средства Черниговского пехотного полка и освятили в 1757 году. Прихожанами Владимирской церкви в разные годы были очень известные люди Киева (губернатор Левашов, вице-губернатор Четвериков, семьи Катериничей, Бердяевых, Ханенко), но это не уберегло ее от сноса.

Причина ликвидации банальна – храм попал в число сносимых объектов при строительстве Новой Печерской крепости – и в 1834 году был разобран. Формально церковь перенесли примерно на место нынешнего Дворца «Украина», где она уже как Владимиро-Лыбедская просуществовала до 1930-х годов.

Церковь Иоанна Златоуста

На углу Большой Житомирской и Владимирской улиц



Храм в своей истории пережил два «переезда». В 1631 году была разобрана деревянная церковь Николы Притиска на Подоле, и на ее месте выстроили каменный храм. А разобранное «бывшее в употреблении» строение перенесли в Старый город.

Как и Троицкая, старая Златоустовская церковь прославилась своим настоятелем – полуграмотным дьяком Константином. Церквушка была небольшой, приход – очень бедным, но храм находился по пути от Софии к Андреевской и Десятинной церквям. «Константин отпирал церковь, зажигал лампадочку и садился у дверей на маленькой скамеечке; перед собою он ставил медную чашку с водою и кропило… Он сидел здесь, на пересечении людских потоков, и «перелавливал богомулов». Так что они не могли попадать к святыням Десятинной и Подола, пока Котин (так дьяка называли в народе. – Ред.) их «трохи не витрусить», – вспоминает Николай Лесков.

Подобного «безобразия» церковные иерархи долго терпеть не смогли, и в 1854 году храм переводят в Лыбедскую часть города – на Евбаз (площадь Победы). Там в 1870-х годах неподалеку от нынешнего цирка из железа выстроили храм Иоанна Златоуста, больше известный как Железная церковь. А на месте старого храма на Большой Житомирской улице спустя почти 50 лет вновь появилась Златоустовская церковь, но уже домовая, в здании Религиозно-просветительского общества.

Церковь Св. Димитрия Ростовского

Байково кладбище

Выстроенную в 1841 году деревянную кладбищенскую церковь в 1897 году разобрали и заменили на каменный, уже Вознесенский, храм. Но старая церквушка обрела новую жизнь на Татарке: из материалов Дмитриевского храма была построена Макариевская церковь. Ныне это – единственный деревянный храм в центральной части города и единственное живое свидетельство дореволюционных церковных перестроек.

Автор: Александр МИХАЙЛИК